| Документы | |
| Лица премии | |
| Публикации | |
| 2004 | |
| 2003 | |
| 2002 | |
| Издательская программа | |
| Пресса о премии | |
| Новости | |
| Обратная связь | |
| Фонд "Поколение" | |
Публикации
“31 февраля”
Утро выдалось ярким. Солнце сияло в каждой снежинке, тысячи которых лениво падали на хрустящий под ногами белый ковер. Утопая в нем иногда по колено, я пробирался к трамвайной остановке, а в голове вертелось все одно и то же.Разбудили меня, как обычно, мои наручные электронные часы, валявшиеся на подоконнике под разрисованным инеем окном. Тычком пальца я выключил будильник и по привычке посмотрел на дату. На табло черные черточки складывались в надпись "31-02".
- Китайский ширпотреб, - ухмыльнулся я. - Неужели нельзя запрограммировать, что в феврале двадцать девять дней максимум!
Шуруя щеткой по зубам, я задумался над этой проблемкой. Раз в четыре года в феврале месяце двадцать девять дней, кроме тех лет, которые заканчиваются на два нуля и число сотен их не делится на четыре нацело. Все это элементарно закодировать, но есть одна мелочь. В моих часах не предусмотрена индикация года. То есть они не способны определить - високосный год или нет. Что же тогда? Очевидно, что невисокосных лет в три раза больше. То есть остается только определить, чтобы после двадцать восьмого февраля часы устанавливали первое марта. Ошибка в дате будет возникать нечасто - разок за четыре годика, что гораздо больше, чем весь срок службы батарей, при замене которых приходится выставлять все заново - и дату, и время. Все.
Удовлетворенный таким решением, я вытерся полотенцем и вышел из ванной. В коридоре, наспех красясь, собиралась на работу моя мать. Здесь-то меня и осенило. Да, этот год был високосным, но вчера, когда я смотрел на дату, я не заметил ничего необычного. То есть я хочу сказать, что если сегодня часы показывают тридцать первое, то вчера они показывали тридцатое! Что-то я такого не помню.
- Ма, какое сегодня число? - спросил я, ожидая выяснить, не пропустил ли я первого дня весны, а, значит и возможности подарить моей Катюше какую-нибудь приятную мелочь. Девушка есть девушка - может и обидеться за отсутствие внимания.
- Тридцать первое, - ответила мать, - завтрак уже на столе, ешь, пока не остыл. Все, пока, я спешу! - и хлопнула дверью.
- Какое-какое? - спросил я уже у закрытой двери.
Дверь молчала. Молчал и я. Затем в голову мне закралась гениальная мысль. В кухне над столом висит календарь. Отрывной, типографский, со временем заката и восхода луны и солнца. Мгновенье спустя я уже стоял перед ним, боясь возвести на него глаза. Затем я решился.
Полужирный ариал. Две цифры - три и один. Под ними - "февраля". Сто семьдесят пять лет со дня рождения Суль Ния - великого китайского мудреца и философа. На обратной стороне - рецепт клубничного пирога из законсервированных ягод. Я засопел от натуги.
И кинулся к мусорному ведру. Оно было пустым - наверное, с утра его вынесла мама. Перспектива найти вчерашний листок отпадала.
"Интересная шутка", - думал я, разгребая снег перед собой. Я пробрался наконец к остановке. Подошел трамвай, изукрашенный морозом, словно пасхальное яйцо. В салоне было тепло и свободно. Я опустился на пластиковое сиденье и поставил дипломат себе на колени.
- Расплачиваемся за проезд, - прозвучал за спиной голос кондуктора. - Что у вас за проезд, молодой человек?
- Проездной, - автоматически брякнул я.
И тут же подумал: "Какой к черту проездной! Месяц-то кончился!"
- Предъявите, пожалуйста.
Деваться было некуда. С нехорошим предчувствием я полез в карман куртки. Если возмутится, что показываю ему просроченный проездной, то будет весьма неприятно выслушивать мораль на тему лжи сотрудникам транспорта, находящимся на работе. А если не возмутится, то и того хуже.
Я развернул свой студенческий, внутрь которого был вложен синенький проездной на февраль месяц, и услышал: "Хорошо. Спасибо". Сердце мое екнуло и запрыгало в груди.
- Чего хорошо-то?! - чуть было не заорал я кондуктору вслед, но вовремя сдержался, так как не был уверен, рассмотрел ли он мой билет или отвернулся, как только я вытащил студенческий.
У дверей института я встретил Катю.
- Здравствуй, Катенька! Здравствуй, милая, - прошептал я ей, незаметно подойдя сзади.
Она обернулась и вместо приветствия поцеловала меня. Ее губы были мягкими, и перед этим мягким теплом вмиг отступили все заботы. Я даже усомнился в глупом утреннем происшествии, и понял, что мне нечего подарить ей в этот снежный весенний день.
- Вьюжный выдался февраль, - сказала она, оторвавшись от моих губ.
Я сглотнул комок в горле.
- Ага, - сипло прошептал я в ответ.
- Идем, - она схватила меня под локоть и потащила в аудиторию.
В кабинете царила непонятная суета. Я поймал вечно спешащего Серегу и спросил его, что случилось.
- Ты что, не в курсе?! - задыхаясь от бега, выпалил он. - Деканат устраивает контрольный срез по "вышке", - и он помчался куда-то дальше.
Екатерина вывалила на стол толстый том Пикунова и принялась его листать. Я сел и стал просто ждать начала урока.
Вошел наш седовласый лектор и велел приготовить нам двойные листочки.
- Подпишите их, как обычно, - сказал он, - и поставьте дату. Сегодня, - он поднял рукав, чтобы посмотреть на свои часы, - тридцать первое февраля, - произнес он буднично.
Катя уже давно поставила "31-02-24" и сидела, устремив взгляд на доску. Я обернулся. У Наташи на листе я заметил только одно слово "февраль" и не стал смотреть дальше. Добил меня Серега, который, высунув от старания набок кончик языка, выводил каллиграфическим почерком число тридцать один.
Я вскочил во весь рост, не чуя себя от бешенства.
- Да вы что, с ума, что ли, все посходили, - дурным голосом завопил я, - какое к дьяволу тридцать первое февраля?! В феврале только двадцать девять дней!!
Катя испуганно смотрела на меня снизу. Федор Семенович удивленно хмурил густые брови. Больше я ничего не помню.
В кабинете у психолога было очень уютно: мягкий диван, зеленые шторы на окнах, его спокойный бас - вся обстановка очень расслабляла.
- Итак, - сказал он, - давайте уточним. Вы уверяете, что в месяце не может быть тридцати одного дня?
- Нет, почему же, - возразил я, - в январе, марте - пожалуйста, но не в феврале же!
- А сколько должно быть в феврале? - вкрадчиво поинтересовался он.
- Двадцать восемь или двадцать девять.
- Или?
- Ну, високосные годы там...
- Какие?
- Високосные. Високосным называется год, который нацело делится... - я спохватился, подумав, какой же нонсенс происходит. Я объясняю мужику лет на тридцать старше меня, что такое високосный год. Бред!
- Продолжайте, что же вы остановились. Это весьма интересно.
- Интересно?! -вспылил я. - Если бы мне вчера сказали, что кому-то будет интересно слушать, что в апреле тридцать дней, а в октябре тридцать один, то я бы рассмеялся ему в лицо, - я заставил себя успокоиться и откинулся на спинку.
- Тридцать? - недоуменно переспросил он. - Вы же говорили...
- Ничего я не говорил, - отрезал я, - и впредь не скажу по этому поводу.
Психолог пригласил в кабинет мою мать. Она вошла и посмотрела на меня печальными серыми глазами.
- Все в порядке, ма, - сказал я.
- Ничего страшного, - добавил психолог. - Легкий стресс, переутомление. Дезориентация во времени у мальчика отсутствует. Что же касается недоразумения насчет дат, то здесь, возможно, сказалась институтская нагрузка. Вероятно, мальчик любит читать фантастику?
- Не оторвешь! - согласилась мать.
- Вот! - веско сказал он. - Это могло отразиться на неустоявшейся психике. В целом же все нормально. Ему нужен небольшой отдых.
Я с интересом слушал всю эту ахинею о своей неустоявшейся психике, а затем деловито произнес:
- Так может, кто мне расскажет, почему в мартобре сорок шесть с четвертью дней, а в июрле только три и семь в периоде?
- С удовольствием, - сказал психолог. - А вы наведаетесь ко мне через полгода.
Я поднялся с дивана.
- Обязательно, - ответила ему моя мать.
На опушке леса пылал костер. Ввосьмером в сгустившейся тьме мы сидели вокруг него и пили - кто чай из термосов, а кто - "Черниговское" из темных бутылок. Из колонок приемника, настроенного на эфэмовскую станцию, тихо сочилась мелодия.
- Что было дальше, солнышко? - спросила меня Катя.
В общем-то, мне не хотелось ничего рассказывать, но от "солнышка" и ее рук, обнимавших меня, я разомлел и, закрыв глаза, продолжил.
- Так сколько дней в году? - мягко спросил меня психолог.
- Триста семьдесят два, - ответил я.
- А в тех, число которых делится на четыре?
- Триста семьдесят два.
- А в...
- В любом году одинаково, - перебил я его.
- А сколько дней в месяце?
- Тридцать один, - покорно сказал я.
- И в феврале? - коварно спросил психолог.
- И в феврале, - обречено согласился я.
- Хорошо, - кивнул он. - А теперь скажите, вы во все это верите?
- Да нихрена подобного! - облегченно воскликнул я.
Я открыл глаза и оглядел лица своих друзей, озаренные пламенем костра. Они улыбались. Катя притянула меня к себе и поцеловала.
В приемнике зазвучали тоны точного времени.
- В Киеве полночь, - сказали динамики, - вы слушаете "Русское Радио".
Я осторожно взял Катю за руку и коснулся губами ее ладони. На ее запястье в свете луны сверкали серебряные часики, циферблат которых был пронумерован от одного до десяти часов. Прижмурившись, я разглядывал их с наслаждением умалишенного.
- Что-то не так, дорогой? - прошептала мне на ухо Катя.
- Все хорошо, - ответил я.
А сам подумал, что за полгода можно привыкнуть к чему угодно. Даже к тому, что солнце встает на севере.
Ведь какая в конце концов разница?..
Моторный Максим
Документы | Лица премии | Публикации | Издательская программа |
Пресса о премии | Новости | Обратная связь | Фонд "Поколение"
Пресса о премии | Новости | Обратная связь | Фонд "Поколение"
| © 2001-2003 Независимая литературная премия "Дебют" Made in Articul.Ru |
|
