|
Дебют 2001
Францев Федор
|
 |
Из книги “Ю.И. Лейбо”ЧЕЛОВЕК НА ДЕРЕВЕ
Вчера, прогуливаясь в парке, я обратил внимание на странное движение в густой кроне дерева. Я раздвинул ветви. В глубине кроны сидел приземистый человек с обезьяньею головою и вполне доброжелательно, а впрочем равнодушно, смотрел на меня. "Что вы делаете здесь?" - спросил я. "Я здесь живу", - был ответ.
"И что же, вы иногда спускаетесь отсюда?" - "Нет, никогда. Всю жизнь я провожу на ветвях этого дерева, и ни разу мне не становилось скучно. Еды здесь довольно: я ем и плоды, и молодые листья. На случай дождливой или ненастной погоды здесь есть дупло. Летом солнце ласково греет меня. Чего же мне еще желать?" - "Простите, а как у вас здесь обстоит дело с женщинами?" - полюбопытствовал я и тут же понял всю бестактность моего вопроса. - "Когда погода плоха, мне остается только положить зубы на полку и сидеть в моем дупле. А в погожие дни мне - не хочу хвастаться, - но порой удается соблазнить какую-нибудь одиноко гуляющую даму, и она забирается прямо сюда, на ветви". - "Должно быть, вам здесь бывает одиноко. Ведь здесь нет никого, с кем бы вы могли побеседовать". - "Право, вы меня утомили. Хотите попробовать жить, как я, - залезайте сюда. Не хотите - ступайте дальше".
Я не посмел докучать моему необычному собеседнику и продолжил свою прогулку. Шагая по аллеям парка, я не мог отделаться от назойливой и слегка глупой мысли: "А что же он все-таки будет делать, если дерево срубят?" Я представил себе его спокойное лицо, обросшее безобразною щетиною. Что бы он ответил мне?.. "Что за вопрос! Конечно, остался бы на дереве".
МАНИКЮРНЫЕ НОЖНИЦЫ
- Пойдемте, - сказал мне при встрече знакомый фотограф, - я покажу вам кое-что действительно любопытное.
Мы проследовали вдвоем через длинный коридор с множеством дверей справа и слева, многие из них были открыты, в глубине необычайно яркий свет лился из окон, и больше за дверьми нельзя было ничего разглядеть. Мы завернули за угол и зашли в маленькую полутемную комнату, освещенную багряным светом лампы. Фотограф подал мне пинцет и указал на ванночку. Я осторожно зацепил краешек одной из только что проявленных фотографий и вынул ее из воды. На ней было много людей - то ли собравшихся вместе на какой-то праздник, то ли сидящих на трибуне стадиона. Люди здесь были всевозможного возраста, внешности и пола, настолько разнообразные, что все их лица сливались в одно, и все как один внимательно, чуть с сожалением смотрели в объектив.
- Но я не вижу ничего примечательного! Здесь просто какая-то толпа! - сказал я фотографу.
- Возьмите увеличительное стекло, - ответил он, - если вы приглядитесь повнимательней, вы заметите, что здесь много лиц, но ни одно не налезает на другое, не перекрывает его. Каждое лицо видно полностью, и вокруг - кусок черного пространства, именно черноты, и более никаких других оттенков. И даже если вы воспользуетесь микроскопом, вы не обнаружите мельчайших зерен, из которых обычно состоит любой снимок. Чернота эта абсолютна, как вакуум. Такого на фотографиях не бывает. Все дело в том, что этих людей - никогда не было.
Фотограф оставил меня одного и вышел куда-то, а я продолжал не отрываясь, словно в оцепенении, разглядывать снимок. Наконец, я тоже покинул лабораторию и направился по коридору в одну из тех комнат с ослепительным светом. Зашел в нее и положил снимок на письменный стол у окна. Затем вынул из кармана несессер, достал оттуда маникюрные ножницы и принялся за работу. Я протыкал фотографию и осторожно вырезал крошечные кусочки черноты между лицами людей.
Вырезав, я подносил фотографию к яркому окну, чтобы проверить, не осталось ли хотя бы крупинки черноты. Лиц было множество, наверное, не меньше тысячи, а вырезал я медленно и тщательно, но зато, когда труд был окончен, я положил фото на стол и внимательно изучил его: по-прежнему огромное скопление людей, старых и молодых, все пристально глядят на фотографа, ни одно лицо не загорожено; зато теперь между головами не зияло ни одной самой крошечной точки черной пустоты, а просматривались следы от сучков и мелкие выщербинки на деревянной поверхности старого стола.
Ю. И. ЛЕЙБО
Мы шли по полю. Нас было только двое: я и мой профессор Юрий Иванович Лейбо. А вокруг все было белым-бело от снега. И ни души. Завывала вьюга. Следы, которые мы оставляли, быстро заносило снегом. Юрий Иванович, в старых тренировочных штанах со штрипками и в дырявом ватнике, все подергивал плечами от холода. В левой руке он нес грязный полиэтиленовый пакет с чем-то тяжелым.
Вдруг я остановился, оборотил к нему лицо свое и сказал:
- Юрий Иванович! Я покидаю вас!
С этими словами я повернулся, чтобы уйти. Юрий Иванович испуганно окликнул меня:
- Подожди! Не будь таким гордым и жестоким! Мы ведь с тобой одни в чистом поле в эту беспощадную морозную зиму. Здесь на много километров вокруг нет людей и нет человеческого жилья, разве только отыщется где-нибудь заброшенный хутор да забитый досками ветхий домишко. Только чужое человеческое тепло может спасти нас. Останься! Я ведь погибну, я замерзну без тебя!
Услышав эти жалкие речи, я усмехнулся про себя, обернулся и взглянул на него. Юрий Иванович умоляюще сложил руки и, упав на колени, достал из своего пакета несколько комков земли.
- Подожди! - сказал он. - Вот то немногое, что у меня есть, и я могу этим с тобой поделиться. Да что там, возьми, возьми все!
Ничего не ответив, я разбежался и прыгнул в маленький юркий ручеек, очень кстати попавшийся мне на глаза. Течение подхватило меня и в мгновение ока унесло прочь, прочь из этой безмолвной снежной пустыни.
Я не знал, что за комья земли сулил мне Юрий Иванович. Быть может, то была земля из его родного края. Может, земля из святых мест, куда он совершал паломничество. А может статься, то была обычная земля из цветочного горшка. Но право же, какая разница? Ибо ни воспоминания детства, ни мысли о домашнем тепле и уюте, ни даже святая вера не смогут его согреть в эту лютую стужу. Так что нет никакого проку в том, чтобы носить с собой комья земли по заснеженным просторам в грязном полиэтиленовом мешке.
Францев Федор
|
|
 |
