|
Дебют 2001
Полосухин Виталий
|
 |
“Девушка Вали Кляуса”Он не видел глаз Риты, он видел только дверной глазок. Рита беззастенчиво пользовалась этим и изучала его вот уже добрую минуту. Он не выдержал и отвел взгляд - играть в гляделки с дверью-циклопом всегда очень сложно, зная, что за ее деревянным или стальным обитым искусственной кожей черепом притаилось другое существо, и на самом деле оно, припав к зрачку двери, смотрит на тебя одним глазом, закрывая другой, исследует, как блошку под микроскопом.
Меньше всего он был похож на доктора. Совсем молодой, с короткими взъерошенными волосами и немножко чем-то обиженным детским лицом мужчинки, недавно выбравшегося из опекавшей его семьи.
- Скажите, вы знали Кляуса Валентина Георгиевича?
Рита, пытаясь разделить поток мысли на созерцательный и соображательный, наморщила память.
- Кляус... Кляус... Валя Кляус... Ну, да, конечно... - Рита повысила голос, чтобы за дверью было слышно. - Да, мы учились в одном классе. А в чем дело?
- Дело в том, что он умер.
Рита непроизвольно пожала плечами.
- Ну и?
- Маргарита Сергеевна, откройте, пожалуйста. Он кое-что вам оставил.
Рита оторвалась от глазка и прижалась спиной к двери. В темной прихожей лучик света, проходя сквозь линзу, упирался в невидимый пол. Он доктор, врач. Он войдет и ничего ей не сделает, только передаст это кое-что и тут же уйдет. Он появится и исчезнет, и она снова останется одна.
Сглотнув, Рита повернула ручку замка. Дверь щелкнула и открылась внутрь, скрывая Риту и от незваного гостя, и от света заодно.
Гость сделал уверенный шаг и замер, попав в застойный омут прихожей. Рита захлопнула дверь. Она почувствовала его неуверенность, и это ее немного ободрило.
- Давайте, - сказала она.
- Что? - растерялся он.
- Кое-что. Что мне оставил этот... Валя.
- Понимаете... - на гостя явно давил душный мрак. - Тут все несколько сложнее. Он, собственно, ничего не оставлял вам. Скорее это просто имеет к вам определенное отношение.
Рита занервничала с новой силой.
- Что это? Перестаньте говорить загадками!
- Быть может, мы пройдем в квартиру? - его голос обрел уверенность. Казалось, маятник спокойствия качался от него к ней, указывая, кому волноваться, а кому - ставить условия. Рита захлебнулась возражениями, а гость уже оглядывал гостиную.
- Как-то... странно у вас. Как в пылесборнике пылесоса.
- Спасибо, - грубо отозвалась Рита. - Может, вы потрудитесь изложить цель вашего визита возможно скорее?
- Для начала я хотел бы представиться: Андрей Савчук.
- Мое имя вы знаете, - отозвалась Рита.
- Я составлял протокол... Впрочем, это неважно. Я нашел в его квартире нечто, что, думаю, было бы вам интересно. Собственно, это моя личная инициатива... Безо всякой определенной цели... Вот.
Он протянул толстую пачку неопрятных листов. Листы все были разного формата, в клетку, в линейку, чистые. Нижние совсем пожелтели.
Рита приняла бумаги и, рассеяно разглядывая арабские закорючки, спросила:
- Как он умер?
- Это только предстоит выяснить. Вскрытие, как говорится, покажет. Скорее всего, он умер естественной смертью: внешних повреждений на теле не обнаружено, следов отравления - тоже. Впрочем, об этом уже было сложно судить - он... Вернее, его труп пробыл в квартире... Ну, вы понимаете.
- Он был одинок? - продолжала спрашивать Рита совершенно по инерции. Она перевернула пачку и прочла: "Я чувствую в себе дар: проникать в сущность материи". Вдруг Рита вздрогнула и подняла голову. Гость стоял спиной к зашторенному окну, и Рита различала только его силуэт. Блестки глаз рассматривали ее. Она мелко задрожала и сдавленным голосом произнесла:
- Перестаньте. Немедленно перестаньте меня разглядывать.
Андрей пожал плечами и отвернулся.
- Какое отношение это имеет ко мне? - спросила она, беря себя в руки.
- Знаете что: давайте присядем, и вы почитаете. А потом зададите вопросы.
Рите хотелось этого меньше всего, но она приняла условие.
- Только прошу вас... Я не люблю, когда меня разглядывают... Извините...
- Ну что вы, я вовсе вас не разглядываю. Хотя вы и очень привлекательная женщина.
Рита стиснула зубы и ничего не ответила.
"Я чувствую в себе дар: проникать в сущность материи. Вернее, соединять ее сущность и образы, возникающие у меня в мозгу, в единое целое. Вот я вонзаю нож в плоть стола и чувствую его кончиком, как он проходит сквозь кожу лака, откалывая янтарные крупинки, внедряется в волокна древесных мышц, расщепляет их и увязает, нанеся бескровную рану. Я чувствую все это так ясно, что, кажется, вообрази я это только в своем сознании, рана на столе появится не от ножа, а от одной моей мысли. Но вещи не подчиняются мне. А животные и люди - в моей власти. Видимо, душа все-таки существует. Вот на подоконник присел голубь - сизоватый, чеканный, гладкий. Сквозь стекло слышно, как он тихонько клокочет, уверенный в своей безопасности. Я смотрю на его хромированную шейку, воображаю, какая она теплая, тонкая, как под перышками дрожит этот голубиный звук... Я воображаю, как легко будет зажать ее между указательным и средним пальцем и просто перекрыть воздух... Вот он почувствовал, затрепыхался, пытаясь взлететь и вырваться из невидимого захвата, но разве это возможно? Я крепко держу его, он только сломает свою тонкую шейку..."
- Слушайте, что это за мерзость! - воскликнула Рита, и от ее громкого голоса в воздухе закружились искорки пыли.
- Пожалуйста, прошу вас, читайте дальше. Возьмите что-нибудь более позднее.
Рита нервно перебросила стопку страниц.
"...в форточку дрожит весенний ветерок. Она сидит за партой у самого окна и зябко ежится. Я закрываю глаза и вижу ее шею до каждого бугорка гусиной кожицы, которые сотнями ощетинили невидимые волоски на ее теле. Я мысленно прикасаюсь к этим бугоркам, провожу по холмам позвонков, спускаюсь ниже, в ложбинку между лопатками... Она ежится, чувствуя мое прикосновение - думает, это ветер забрался ей под платье. А это не ветер - это я глажу ее ладонью по спине. А если захочу..."
Рита вскрикнула и отшвырнула листы, тут же заполонившие комнату, как стая встревоженных птиц. Она задыхалась, слезы лились у нее из глаз горячими кислотными струями. Она свалилась с кресла и билась в истерике, почти в эпилептическом припадке. Она не слышала, как испуганный человек мечется вокруг, раскрывая шторы, окна, заполняя светом и ветром ее однокомнатный склеп. Она не чувствовала брызг воды на своем лице - слезы сожгли ее лицо, оно горело. Стиснутые пальцы выдирали клоки пыльной шерсти из ковра, струны нервов рвались со слышимым звоном в арфе грудной клетки, и она извергала этот звон сквозь оскаленные зубы. Человек тряс ее за плечи, что-то кричал, а она гудела, как лед на реке весной, трескалась, и вода слез сочилась сквозь эти трещины.
Когда припадок закончился, пустая оболочка ее тела прошептала человеку:
- Убирайтесь. Уходите.
Рита лежала в пустой комнате, и ветер, кокетничая с фиолетовыми шторами, осваивался на новой территории. Свет из окна падал на ее тело, но солнце садилось, и его лучи, меняя угол наклона, виновато ускользали из комнаты, как засидевшиеся гости. Уже звезды удивленно перемигивались, косясь на нее, когда Рита наконец поднялась с пола. Она собрала листы в охапку и отнесла их на кухню. Там, не включая света, она смахнула на пол возмущенные таким обращением сковородку и ковшик с водой из-под яиц, и на ощупь зажгла газ. Она пачками бросала листы на решетку, и освобожденное пламя взлетало к обшарпанному потолку. В этом пламени Мефистофелем оживал Валя Кляус, сидевший на задней парте. Толстый, слоившийся подбородками Валя Кляус, глядевший на нее из-за длинных жирных патлов. Этот взгляд, похожий на две капли ртути, закатившиеся в затянутый клочьями паутины темный угол, она чувствовала на себе всю жизнь.
Выгибались, заворачивались на решетке листы бумаги, буквы проступали на них, не хотели уходить.
"...они танцуют, прижавшись друг к другу, он держит руки на ее бедрах, но чувствует только бархат платья. Она думает, что он обнимает ее, а на самом деле это я. Только я по-настоящему прикасаюсь к ней, у ее тела нет тайн от меня. И он лишь мечтает забраться к ней под юбку, а я могу сделать это, когда мне заблагорассудится. Причем по морде получит он. Или она не захочет портить выпускной? А если так... Закрыть глаза и медленно провести рукой по ее ногам, снизу вверх по горячей гладкой внутренней стороне ее бедер: Навстречу моей невидимой руке бежит капелька пота... Ах ты! Как она ему влепила! Дурочка моя, ну куда же ты? От меня не убежишь..."
Рита рукой смахнула с плиты огарки. Багровые жабры вздохнули и осыпались в золу, падая на пол, смешивались с водой. Рита швырнула в притихшее пламя новую кипу, и огонь подпрыгнул от восторга.
"...что, в сущности, расстояние для человеческой мысли? Для моего воображения нет расстояний. Представим, что она может делать в три часа ночи? Правильно, спать. Мне не обязательно даже воображать комнату, в которой она спит: темнота скрывает ненужные подробности, неизменна только она. Влажные со сна волосы спутались на лице, из разомкнутого рта струится сладковатое дыхание. Рука подвернута за спину, она затечет, и с утра будет долго оживать, пронзаемая тысячами игл. Жаль, я не вижу ее снов. Но клянусь, что знаю ее следующий сон. Она почувствует рядом мужчину. Не важно, кого она будет видеть во сне - в жизни она будет принадлежать только мне..."
Последние листы корчились в огне. Измазанная в саже и слезах, с опаленными ресницами и бровями, Рита скрипела зубами от счастья и ведьминым заклятьем шептала:
- Мерзкая гадина, слава богу, что ты издох! Надеюсь, ты сейчас корчишься в аду, как твои паршивые бумажки в этом огне! Никогда больше, слышишь, ты, грязная тварь, ты больше не прикоснешься ко мне! Я принадлежу только себе теперь! Ты излапал всю мою душу, но у меня впереди целая жизнь, и я отмоюсь, а ты умер! УМЕР!!!
Полосухин Виталий
|
|
 |
